14 Июл172807
Марьяна Олейник, доула: Это точка горевания. Роды кесарево сечение. С чего начинается кесарево? У всех по-разному, конечно. Кесарево начинается где-то еще в женском роду. Такой степени зажим, который вряд ли способна бы была вынести в себе всего одна женщина. Но ты ищешь это в себе, отчаянно ищешь слепое пятно: что я с делала не так? Где во мне природа дала сбой?
Я видела тебя. Такую красивую, такую прекрасную, такую природную. Ты настолько в контакте с телом своим, с сущностью своей, у тебя — без зажимов — чудесные роды, ты способна дать жизнь. Я знаю это, я видела это. Где-то в иной реальности — на стыке исцеления — я свидетельствовала и это. Но сегодня — это зажим, с которым пытаешься справиться, понимая свой проигрыш и бессилие перед чем-то большим, таким знакомым тебе, родным, липким и невидимым.
Сначала отходят воды и схваток нет. Включили страшный отсчет времени как на бомбе замедленного действия. У кого это 12, у кого 24, у кого 36 часов — но на тебя _уже_ давит время. Ты уже не расслаблена в ощущении — что рожать можно сколько угодно. Кошмарный кошмар практически каждой женщины. Ты остаешься в пустоте ощущений своего тела, стараясь прислушаться к каждому его мановению внутри — не шелохнется ль хотя бы намек на схватку где-то внутри? Не запустится ль хотя бы легкая рябь по той воде, что может быть океаном, захлестывающим волнами? Тихо. Ты стоишь на берегу и плачешь. Понимаешь, что нужно довериться телу. Но страшно.
Идет внутренняя борьба, напоминающая адов замкнутый круг. Чтобы начались схватки, нужно расслабиться. Но как расслабиться, если схватки все никак не начинаются, и тебе страшно? Довериться тому, что не проверяла еще, не пробовала ни разу. Откуда у тебя может быть знание, что ты умеешь делать это?
Кесарево.
Часто про утерянную связь с ребенком, не приобретенную. Не потом, не фактом операции, а до, где-то в полуснах подсознания, в обидах и страхах — в прошлом, и лишь внешне проявленное — разъдинением в теле. Но об этом позже, позже мы обязательно выплачем эту боль.
Оно надвигается на тебя липким страхом, металлическими руками, которые вырвут у тебя весь живот. Живое твое, женское, кошачье-материнское. Эта рука уже там, ты чувствуешь ее жесточайшим зажимом там глубоко до, но не в силах признаться себе в этом. От страха.
Но стоит. Это уже — возможность выйти на развилку, где кесарева нет. Но не сегодня. Сегодня ты можешь делать все, что ты можешь, ты на своем максимуме, ты лучшая мама, но тем не менее так. Схватки без результата. Отчаяние, что тело «не работает», сломалось, дало сбой. В тупости какой-то, отчаянной злобе, обиде, печали, — ищешь, то сдаваясь, то снова борясь за свои роды, за свою природу — где? кто украл мои роды? где в теле сбой? Мечешься между виной и поиском виноватых — еще до, еще когда стараешься выиграть.
Я в недоумении. Я, знающая и, главное, — умеющая видеть зажимы — в пространстве и людях, сделала все, все-все-все, на своем доульском максимуме, на своем шаманском максимуме, женском, материнском — каком угодно — чтобы разжарить твои роды, разогреть. Ты так старалась. Муж так старался. Как так выходит, что тело не знает, как рожать? Я впервые столкнулась с этим. Это вселило в меня поначалу ужас невозможности контролировать. Контролировать доверие. Я думала — как все просто, доверься природе, отпусти контроль, и она сама сделает свою работу. Это был вид моего контроля над благополучными родами — доверие их природе. И вот и эту подпорку выбили. Есть зажимы больше чем здесь и сейчас, больше чем отношения с кем-то тут, на поверхности. Есть что-то про род, и слои той глубины, что ядро, не кора и не плазма.
“Знала, что мне нужно успокоиться, иначе – конец”, Мара, 41
“Мы старались зачать нашу вторую дочь 3 года. Было два выкидыша. Потом 4 попытки искусственного оплодотворения и одно ЭКО. Пока я ее носила, я ужасно боялась ее потерять.
После 37 недели, когда все было хорошо, на УЗИ пропало сердцебиение. Мой врач, которого я знаю 15 лет, повернулся и сказал мне спокойно: “ Нам понадобится экстренное кесарево”. А я вообще психическая, очень тревожная и нервная. И тут я поняла, что если я не успокоюсь прямо сейчас, я ее потеряю. Мои первые роды были простые и естественные. Но оба этих таких разных случая я никогда не забуду и очень им благодарна”.
Самое больное из того, что я наблюдала, — это когда женщина проигрывает свои роды.
Не тем проигрышем, когда за место него она выигрывает их же, что-то более настоящее и важное, чем ее идеальная картинка. Это целительный проигрыш, но я про другой. Я про тот, что остается надломленной женской гордостью, что остается шрамом в душе. Когда ты проигрываешь … свои роды. Живые и настоящие. Я в ужасе боюсь смотреть в глаза такой женщины, которая сейчас вынуждена отдать свою дикость и свободу — из домашних ли родов, принадлежащих только ей — в роддом, на фабричную машину. Или когда из процесса, следующего по этапам, из постепенного, глубоко сущностного и смыслового проживания схваток, раскрытия, потуг, выталкивания и встречи через канал и труд — с малышом, — в под нож, в 10 минут на столе и жуткий телесный отходняк. И не знаешь, что хуже — быть без сознания в этот момент, но потерять момент первого взгляда и встречи малыша или быть в сознании, но не иметь ног и сил, идти за своим ребенком, взять его к себе, заботиться о нем, будучи при этом сознанием — здесь. Что-то тут про ребенка, а что-то тут про мать. И неизвестно еще, что больнее. Но самое, самое-самое главное — это место в теле, которое становится дырой. Это место — выть и скулить. И рычать: «Кто забрал моего ребенка??? Кто забрал моего ребенка?!» Это место пробела, потерянности, невозможности что-то уловить. Это как назойливо потерянная мысль, какая-то важная, которую все пытаешься поймать, чтобы что-то понять. Только тут не про мысль, и ощущение в разы сильнее. Потому что это про рождение твоего ребенка. Так и пытаешься поймать что-то не сделанное. Навсегда потерянное единство процесса. Потеренная завершенность. Недозавершенность это. Какое-то глупое чувство, мутное, что ты что-то упустила, и самое ужасное, что даже не знаешь — что. Потому что не прошла через это.
Не будем говорить про все наши социальные зажимы перед другими женщинами, про чувство неполноценности, несостоятельности, недоматери, не могу сказать «что родила» — каждая из вас, посеченных, знает в глубине души, что это все не так. Не главное это, это еще можно себе исцелить и объяснить. Но исцелить однажды разрезанный живот и пресеченные роды — нельзя. Это — не про других и не перед другими. Эта боль — про себя и перед собой. Долго-долго мы будем лечить твой живот, живу твою женскую. Руками горячими мужа, голышом-малышом теперь уже сверху на нем. Спокойствием дома и нежностью долгокормления. Я могу посадить тебя в ванну, теплую, ароматную, травную, свечную. Поливать тебя водой, богиню, давшую жизнь. Ты можешь там быть и одна, гладить свою тело, делая движения рук — по линиям тела — непрерывными. Непрерывными-цельными — выглаживая-исцеляя. Благодаря. Прося прощения. Благодаря. Прося прощения. Тело свое — любить. Ко мне много приходят женщины на закрывание родов именно после кесарева. Я много часов работаю с ними, мы плачем и мое сердце ноет от сострадания им. Я говорю разные целительные слова, я нахожу точки опоры и компенсации. Ценность жизни безусловна. Факт рождения не отменить. Любовь все покрывает. Судьба есть у каждого. Есть твои роды, но есть и его рождение. И многое другое. Но сегодня …
сегодня я сокрушаюсь и плачу о родах моей первой беременной, роженицы, которой пришлось из домашний родов уйти в кесарево. Этот пост не про компенсацию и утешение. Этот текст про горевание, глубокое горевание и потерю. И где-то на дне только… исцеление. Но не сегодня. Дорогая моя. Я Видела, как ты красива. Как умеешь ты приводить ребенка из того мира в этот. Как сильна твоя сила. Какая ты прекрасная мать. И как сильна ваша связь с малышом. И как сильна твоя связь с родными — с прамамами и мужчинами, что эта связь — сделала такую развязку твоих родов…
Хороший вопрос«Его же нельзя там оставить»: Матери о кесаревом сечении
С первым ребёнком ничто не предвещало кесарева, и оно не обсуждалось — я за естественные роды. Дело было десять лет назад. Тогда на сроке семь с половиной месяцев в поликлинике меня отпустили в свободное плавание, и почти два месяца я просто ждала дня родов. Они у меня были платные, где-то за неделю до них врач попросила меня приехать на осмотр. На УЗИ выяснилась очень неприятная картина — у меня резко «постарела» плацента (имеется в виду состояние, при котором плацента преждевременно „исчерпала“ свой ресурс и не доставляет плоду достаточное количество кислорода и питательных веществ. — Прим. ред.). Врач сказала: «Лера, у тебя два дня. Ты приходишь либо завтра, либо послезавтра. Ждать, пока ты сама разродишься, мы не можем». И я пришла. Мне вскрыли пузырь, чтобы попробовала родить — и я ушла в стремительные роды: за сорок минут было раскрытие шейки матки шесть сантиметров. Но врач вдруг перестала слышать сердцебиение ребёнка: они взяли один аппарат, второй — сначала подумали, что не работает. В итоге забегало всё отделение.
Оказалось, что у меня отошла плацента. Моя врач сидела лицом ко мне, напротив висело большое зеркало, а у меня за спиной стоял другой врач. Я видела, как он показал рукой: «Кесарим?» Она: «Да». И мне: «Лера, у нас максимум пять минут. Ты должна просто подписать документы». Пока меня везли в операционную, я правой рукой чёркала какие-то палочки.
Мне сделали общий наркоз (сейчас при кесаревом сечении общий наркоз используют реже, в основном в экстренных ситуациях или если не действует другой вид анестезии. — Прим. ред.). Сначала мне поставили эпидуралку, но, как мне потом объяснили, так как пошла отслойка плаценты и была острая гипоксия плода, меня на пятнадцать минут ввели в наркоз — чтобы ребёнку поступал кислород. Первое, что я спросила, когда очнулась: «Что с ребёнком?» Мне ответили: «Не волнуйся, он родился плохенький, 5/7 по Апгар, но очень быстро приходит в себя». Его принесли только утром. Конечно, всё перевернулось с ног на голову: я не видела момента родов, не было прикосновений, ощущений — всё прошло мимо. Но никакого укола из-за того, что родила не сама, я не ощущала. Шрам у меня был под животом — тогда зашивали нитками; после я ходила на процедуры, на которых сушили шов — он у меня мок (такое возможно, если шов заживает недостаточно быстро или есть воспалительный процесс и требуется дополнительный уход. — Прим. ред.). Вставать было безумно тяжело, смеяться невозможно. Швы сняли на седьмой день.
Когда я забеременела во второй раз, то думала, что буду рожать с помощью кесарева — из-за сложностей в первых родах. Во время беременности мне поставили гестационный диабет (в итоге диагноз не подтвердился) и отправили в один из лучших московских перинатальных центров, где я попала в руки замечательных специалистов. Но они почему-то решили, что я буду рожать сама. И самое интересное было в том, что я согласилась.
Мне поставили катетер Фолея (используется для стимуляции родов. — Прим. ред.), на протяжении всей ночи у меня были схватки, но шейка матки не раскрывалась. Утром меня всё-таки доставили в родовое отделение, но шейка была тугая настолько, что врачи не представляли, как я справлюсь самостоятельно. Меня отправили обратно в отделение патологии и сказали, что если до конкретного числа не рожу, будут делать кесарево. Так и получилось.
Во второй раз операция прошла по-другому. Я была в замечательном настроении, всё наблюдала и видела, потому что мне сделали эпидуральную анестезию. Ребёнка достали, положили на грудь — несмотря на то, что у него было двойное обвитие пуповиной. Через шесть часов я уже сидела, а ребёнка принесли в палату в одиннадцать часов вечера (родила я его в два часа дня). Швы обрабатывали два раза — снимать их было не нужно, они рассосались сами.
Я не переживала, что родила не сама. Я сполна ощутила материнство — у меня родился ребёнок, его положили на грудь. Слышала как-то: «Зачем ты кесарилась?» Это не касалось лично меня, просто заходили разговоры с общими знакомыми, и я чувствовала негативное отношение. А если операцию проводят по показаниям и от этого зависит здоровье мамы и ребёнка? Естественно, я пойду на кесарево и даже думать не буду об этом. Когда есть показания — лучше перестраховаться. Кстати, я часто слышу, что после кесарева якобы нет молока. Так вот: первого сына я кормила шесть месяцев, второго — больше двух лет.
“Я не ожидала, что будет кесарево, но я абсолютно счастлива”, Мариэль, 32
“У меня было недостаточный объем околоплодных вод, поэтому роды индуцировали. После 13 часов схваток плод не продвинулся дальше 5 см. Я сказала: “Ребята, делайте, все что угодно”.
В 2010 году на меня напал питбуль, остался огромный шрам на ноге, так что шрам от кесарева, это вообще, тьфу. Я вообще-то его никогда не показываю и не собиралась вешать его на аватарку в фейсбуке, но ради этого проекта показываю. Обычно я про него вообще не думаю”.
“Я хотела естественные роды”, Саванна, 35
“Мой первый сын родился три с половиной года назад. Моя мама акушерка. Так что, я планировала безмедикаментозные и абсолютно естественные роды без какого-либо вмешательства. Но оказалось, что у плода тазовое предлежание. Я испробовала все, даже иглоукалывание и хиропрактику. Но было назначено кесарево. Я чувствовала себя ужасно, мне было очень грустно, думала, что я делала не так со своим телом и почему не получилось родить естественным путем. Завидовала женщинам, которые через неделю после таких родов уже гуляли в парке с колясками, а я еще отлеживалась в больнице.
Потом я забеременела во второй раз. И настойчиво шла к тому, чтобы это было естественным путем. Я стала буквально профессором по родам после кесарева. В программе были йога, стретчинг и многое другое, я готовилась как к полету в космос. Знаю, что была бы счастлива при любом раскладе, но вторые роды мне помогли принять опыт первых”.
“Мне сложно представить, что мой ребенок появился из этого шрама”, Латина, 41
“Мои роды продолжались 36 часов, но ребенок не продвинулся дальше 8 см. Еще у меня высокая резистентность к анестезии. То есть, когда они начали меня резать, я все очень хорошо чувствовала. Врачи попросили моего, теперь уже бывшего, мужа выйти вон. А потом чудом меня вырубило.
Шрам меня вообще не беспокоит. Он очень аккуратный. После кесарева я рожала еще два раза естественным путем. Если снова нужно бы было кесарить, я бы не расстроилась. Не стала бы даже размышлять об этом”.
“Я до сих пор чувствую травматичность этого опыта”, Марисса, 34
“Всю беременность у меня был жуткий токсикоз. Меня несколько раз забирали в больницу и я похудела на 9 кг. На 36-й неделе у меня начались сокращения матки. Меня увезли на сохранение, но схватки не учащались, а были разделены часами. И так две недели. Я не могла ни есть, ни спать. УЗИ показало подозрение на отслоение плаценты. Врачи долго не могли разобраться, как им поступить, пока не стало ясно, что у плода дистресс-синдром, и надо срочно кесарить. Дальше, что было, мне рассказал муж, у меня закатились глаза, а следующий кадр – на мне уже лежит моя новорожденная дочь. У меня была дико тяжелая беременность и роды, так что я шучу, что шрам от кесарева сечения – это вообще ерунда по сравнению с остальным. Но я все равно чувствую себя травмированной”.
“Я задумывалась над татуировкой, но теперь она мне не нужна”, Лиз, 27
“У меня было трое суток схваток, родить естественно я честно пыталась все это время, но врачи сказали, что надо резать. И сделали все так, чтобы это выглядело, как будто это был мой личный выбор. Конечно, это было не так. Ребенок задыхался и его нужно было выпускать на свободу. Мы с мужем совсем не так себе все представляли, но теперь у нас здоровый малыш.
У меня стоит кардиостимулятор, так что операций в моей жизни было две. И каждое такое физическое вмешательство я очень тяжело воспринимаю. Раньше хотела сделать татуировку в честь рождения малыша, но теперь поняла, что не буду. У меня уже есть напоминание в виде шрама. Он помогает мне принять все, что было”.
“Мне нравилась идея кесарева и я была очень рада”, Джоди, 42
“Своих девочек-близняшек я родила 8 месяцев назад. С 26-й недели я была на сохранении из-за инфантильности матки. Врачи думали, я не дотяну до 28-й. Но была 30-я и 32-я. Я даже ела и делала упражнения в кровати. Потом мне сказали, что будет кесарево, я была очень рада. Мы с мужем несколько лет пытались, а теперь свой шрам я просто люблю. Ведь он напоминает мне, что мои малышки теперь здесь со мной”.
“Я хочу, чтобы мои чувства уважали”, Сьюзен, 32
“Моей пятилетнюю дочь я родила при помощи кесарева. Хотела естественные роды, но после 15 часов схваток доктор сказал, что они не могут найти головку, и что ее сердцебиение слабеет. Сказали, нужно кесарево сечение. Я ужасно расстроилась. Пугали все эти бумажки, я чувствовала себя неудачницей, потому что моя матка не могла вытолкнуть ребенка. Мне потом все говорили, но ведь твой ребенок здоров, а я не могла успокоиться.
Свою вторую дочь я родила после кесарева естественным путем. И это был прямо катарсис. Я перестала винить себя за тот первый раз. Просто хотелось в тот момент, чтобы меня поддержали и сказали, ок, злись, имеешь право. Сейчас я учусь на акушерку, чтобы помогать женщинам с этими вопросами и сложностями”.
“Перестала чувствовать вину”, Николь, 30
“Моему сыну 6. Он был очень крупным и врачи сказали, что лучше кесарево. Я не задумываясь согласилась. Было страшновато, но все прошло хорошо. Полчаса и привет. Второго ребенка я тоже планировала через кесарево. Меня только беспокоило, станет ли шрам больше и будет ли больнее. Было больнее, да, но шрам не изменился.
Я долго чувствовала себя виноватой за то, что даже не попыталась родить естественно. Сильно удивлена этой онлайн-дискуссии про женщин, которые выбирают кесарево, мол, значит, что это легкий путь. Мне плевать кто что думает. Вокруг меня бегают двое здоровых детей, и я знаю, что это я их родила, и никто другой”.
